Disco Elysium

По центру прозрачной стены, что не в силах уберечь постояльца от копошащихся во мраке ужасов, — рана размером с пару бутылок бормотухи, сквозь которую сочатся холод и промозглое серое небо. Тонкой струйкой они сползают по остаткам стекла, плюхаются на пол и едва заметными виражами устремляются к центру комнаты. Вглубь вселенной, что погрузилась в кромешную тьму — в разинутую пасть безымянного детектива.

На вид ему не больше пятидесяти, жутко смердит потом и перегаром, который с легкостью бы выкосил целый кластер жилистых динозавров, волосы на макушке спутались с бакенбардами почивших эпох, а усы настолько длинные, что периодически застревают в желтых зубах. Если он и был живым человеком, который с призрачной надеждой открывал глаза по утрам, то теперь от него остались одни осколки. Мелкая пыль рассыпающегося витража.

Как только детектив придет в себя — когда-нибудь он наскучит уродливым чертям и будет выдворен на поверхность, — его обступят каменные дети Ревашоля. Вне затхлой комнаты кирпичик за кирпичиком вырастут многоэтажные халупы, скамейки укроются под деревьями, асфальт неровными кусками уляжется посреди дорог, а порывы ветра покроют их пылью, что попахивает морем. Но вдруг голубчик с пышными бакенбардами закряхтит и строительство нового мира замрет.

«Большинство людей умирает только в последний момент; остальные начинают это делать загодя — лет за двадцать, а то и больше. Эти — самые несчастные».
‍— «Путешествие на край ночи», Луи-Фердинанд Селин

Десятиэтажные дома не успеют достичь обещанного им величия и боязливо замрут после третьего ряда окон, краска ляжет на фасады выцветшими лишаями, оконные рамы в ужасе перекосятся и будут завывать даже при бризе, что расхаживает на цыпочках. Колыбель роскоши и гедонизма, испугавшаяся то ли храпа законника, то ли собственной красоты, сгорбится и разбросает по округе намеки на нерожденное великолепие.

В действительности, ни детектив, ни воля города, в котором ему довелось встретить похмельную кому, не повинны в упадке Мартинеза — нелюбимого дитя столь пестрого Ревашоля. Виной всему — несбыточные надежды, вера в лучший мир и силу человеческой мысли. Мысли, сквозь которую пробились ростки революции, переросшей в масштабную войну и пожравшей, словно Сатурн своего сына, десятки миллионов жизней.

Пока снаряды отдыхали от обжорства и переваривали людские души, они вилкой ковыряли город. Глухой залп, нарастающий свист и с треском на мостовую сыпятся внутренности зданий — вычурное кресло приземлилось в весеннюю грязь и оперлось на две осиротевшие ножки; шторы вцепились в карниз и боязливо вглядываются во тьму подвала, который раньше скрывался за перекрытием. На эти разрушения мог поглядывать мальчишка лет девяти, но его раскидало по округе.

Детектив спит не абы где, а в великом районе великого города, которые не совладали с ролью, что им отвела история. По окончании революции Мартинез должен был восстать из пепла, как и остальной Ревашоль, но после кровавых рек, пронесшихся по его улицам, он обмяк и соскользнул в еще больший хаос. Теперь его населяют одни работяги и маргиналы — отражения озлобленных битников, перед которыми спасовал бы сам Берроуз.

Здешние дети вместо школы шныряют в поисках наркотиков — что-то они продают, что-то принимают сами. Одни мужчины гнут спины в порту, другие — беспробудно пьют в попытке отмахнуться от царящего вокруг ужаса. Женщины что покрасивее отдаются за бесценок — в бункерах времен революции, окруженные коммунистическими плакатами и ржавыми винтовками. Вдобавок ко всему кто-то постоянно вопит то в алкогольной горячке, то из-за кровоточащей дырки в брюхе.

Безымянный детектив, что по-прежнему упирается тугой физиономией в ледяную плитку, не имеет ничего общего с героизмом. Дело не в его маргинальном облике, алкоголизме или злоупотреблении кокаином, а в его надломленности, которая вот-вот приведет к самоубийству. Он мрачен и опустошен, словно герой классического нуара, но в отличие от Хамфри Богарта его Femme Fatale давно испарилась.

Вопреки предательству, что приносят с собой роковые женщины, в них скрыта надежда на то, что мрак вот-вот рассеется, зло будет побеждено и солнце все-таки взойдет после многолетней отлучки. Но ревашольский любитель диско и пышных бакенбардов на собственной шкуре убедился, что все это обман — сказочка для идиотов с кризисом среднего возраста.

‍«Все это прошло. Я должна попасть на аэродром, должна покинуть Равашоль и тебя. А ты должен быть один — в аду, навсегда. Так уж устроен мир».
‍— Femme Fatale, «Disco Elysium»

Его дама либо умерла, либо, что еще хуже, в спешке бежала с парой чемоданов из-за алкоголизма уже нелюбимого спутника или в его преддверии. Все, что осталось у детектива от надежды — дыра ровно по центру груди, сквозь которую то и дело сочатся проспиртованные слезы. Теперь он, подобно драчливому Буковски, — король всех шлюх и забулдыг Мартинеза, владыка кинематографического пост-нуара и самый печальный коп в округе.

Мартинез брошен на произвол. Прочие районы хотя бы пытаются восстановить, он же лишь гниет, воя на всю округу. Как и запертые в нем люди — прачки, детсадовцы, сварщики, несостоявшиеся рок-звезды и полицейские. Невинность покинула это место вслед за последним осколком разорвавшегося снаряда. Наслаждаются здешней разрухой лишь главы портового профсоюза, которым на самом деле плевать на коммунизм и заповеди Коминтерна. Они — олицетворение жирной морды капитализма, его свисающие до плеч щеки.

Самое жуткое в Мартинезе — не сломленные люди, отголоски кровопролитий и рассыпающиеся остовы зданий, а витающие меж них идеи. Извращенный национализм, который на солнце бликует расизмом; коммунистические позывы, напоминающие коллективное справление нужды; и злобный капитализм, готовый проглотить любого, кто позарится на его богатства. Это кипящий котел, в котором вопят самые жуткие мысли человечества. И имя ему — «Disco Elysium».