Банкиры

Внутри — безымянный водитель и Иван Де Виль в компании жены. Продолжая начинания отца и деда, он занимается банковским делом, но не в его массовой и оттого плебейской вариации. Иван является совладельцем частного швейцарского банка, который держит прямой контакт с каждым из своих немногочисленных клиентов и помогает им распоряжаться крупными суммами.

Покупка акций, инвестиции в недвижимость, переправка наличных через океан. Ключевая задача Ивана кроется не в базовом сопровождении этих операций, а в их сокрытии от посторонних. Он, подобно фокуснику, переносит деньги из условной Аргентины во вполне конкретную Швейцарию, которая охотно хранит чужие секреты.

Главный герой триллера «Банкиры» впервые оказывается в Буэнос-Айресе. Для него это неизведанная земля с причудливой архитектурой, в которой сплелись модерн, неоклассицизм и ар-деко. И правят этим эклектичным нагромождением камня потомки не коренных индейцев, а неусидчивых европейцев, некогда бежавших из консервативных столиц Старого Света и освоивших прелести рабства.

Как посторонний, не вовлеченный во внутренние процессы, Иван видит в столице Аргентины самый обычный город, почти неотличимый от Парижа или Мадрида — днем увлеченный делами и праздный по вечерам. Разве что на улицах многовато военных, грубо досматривающих прохожих независимо от их внешнего благосостояния.

Несмотря на удаленность от Европы, едва не утонувшей в крови двух мировых войн, 20-й век выдался для Аргентины невероятно турбулентным. К 1980-му году, в котором разворачивается действие «Банкиров», страна пережила несколько государственных переворотов, оказала поддержку осколкам Третьего рейха и ощутила на себе все прелести диктата в его самых изощренных формах.

И даже при таком многообразии исторических сломов Иван прибывает в по-своему уникальный образчик Буэнос-Айреса. С 1976-го по 1983-й Аргентиной правил не единоличный тиран, поддерживавший видимость демократии и власти народа, а военная хунта, основным политическим инструментом которой были репрессии. Главный герой застает самый расцвет этого режима, его добела раскаленный экватор.

Страна тонет в крови и бьется в агонии. Военные похищают несогласных и изощренно казнят; лишают слово всякой свободы и обворовывают население. И это не фигуральное выражение — блюстители порядка буквально перепродают телевизоры, гладильные доски и чайники убитых. Подвох в том, что от пришлого иностранца, коим является Иван, эти зверства скрыты пеленой мнимого благополучия, нареченного самой хунтой «процессом национальной реорганизации».

Правда Иван прибыл в Буэнос-Айрес не из праздного любопытства. Недавно пропал его партнер по банку — без какого-либо предупреждения он бросил дела и по собственной воле скрылся в неизвестном направлении. Либо же ему помогли скрыться. Теперь главному герою предстоит встретиться с немногочисленными клиентами и вернуть почти утерянное благополучие.

Большую часть времени картина следует за четой Де Виль, что с тревогой озирается по сторонам и с каждым новым знакомством осознает истинное положение вещей — бессилие простого населения, безвольность праздной аристократии и безжалостность дорвавшихся до власти военных. И если жена Ивана в какой-то момент оказывается за бортом этого политического водоворота, его утягивает на самое дно.

Казалось бы, наиболее жуткие атрибуты любой диктатуры — зачистка оппозиции, расправа с мирным населением ради массового устрашения, беспорядочная коррупция и отъем чужого капитала — лежат на поверхности. Но в своем полнометражном дебюте Андреас Фонтана намекает, что это лишь вершина айсберга, пусть и насквозь пропитанная кровью.

По ходу повествования Иван выясняет, что у состоятельного населения хунта тоже изымает собственность и финансы. В Аргентине той поры не было защищенных слоев, каждый мог оказаться под ударом независимо от положения и даже военного чина.

Но вскоре становится очевидно, что Иван оказался не в окружении обираемых жертв, а среди пособников кровавых репрессий. Каждый представитель чахнущей аристократии не просто закрывает глаза на происходящее, а охотно платит дань за возможность сохранить видимость безбедной жизни — дорогими вещами, зачерствевшей совестью и даже собственными детьми.