Манк

Хотя 1930-е гордо именуют «золотым» периодом американского кинематографа, драгоценным он выглядел только снаружи. Под манящим тысячи жадных глупцов напылением крылась ржавчина и шаткое основание, готовое рухнуть в любой момент. Но на это требовалось время, так что воротилы шоу-бизнеса продолжали надувать мыльный пузырь Голливуда, а блеск звезд окончательно затмил нищету по соседству.

В оглушительных 1930-х богачи западного побережья становились еще богаче, а бедные отдавали последние гроши, чтобы укрыться от жуткой реальности в кинозалах. И если первые не верили в серьезность намерений Гитлера, то вторые — в окончание Великой Депрессии. Пятерка главенствующих голливудских студий штамповала несчетные вестерны и второсортные фильмы ужасов, а их президенты под выстрелы шампанского оглашали рекордные прибыли и урезали зарплаты павильонным работягам.

Новая картина Дэвида Финчера «Манк» рассказывает историю сценариста Германа Манкевича. Историю, которую Уэллс в своей биографии за авторством Питера Богдановича заклеймил ложью, а правда о ней так и не была обнаружена. В поросшем мхом конфликте столкнулись два гения и разошлись боевой ничьей совершенно разными дорогами.

К сорока годам Манк стремительно взошел по карьерной лестнице — от репортера до главы сценаристов «Парамаунт». Он прославился на все побережье, с одной стороны качеством работы, с другой — непристойным поведением вне ее. Успех, построенный на умении бросить вызов зрителю умными историями, соседствовал с бурным влечением к алкоголю и азартным играм.

«Система больших студий вынуждала сценаристов ощущать себя гражданами второго сорта, какие бы деньги им не платили. Конечно, они посмеивались над этим, но в большинстве своем оставались озлобленными и несчастными. И не было среди них никого более озлобленного и несчастного, чем Манк — истинный монумент самоуничтожения».
— Орсон Уэллс

Манкевич был из тех, на чью популярность слетаются сотни завистников. Гений и злодей в одном лице не мог укрыться от негативной прессы, но волей случая судьба свела его с еще большей грушей для битья — Орсоном Уэллсом. Лежа на больничной койке после гадкой аварии, Манк, вероятно, ожидал смерти, но вместо нее в длинном черном плаще явился голливудский «чудо-мальчик».

Уэллс к тому времени урвал поистине драгоценную сделку с RKO, по которой ему разрешалось снять дебютную картину без какого-либо вмешательства. Ни редактуры, ни навязанного актерского состава, ни урезания бюджета. Для новичка в кинематографе это было настолько беспрецедентно, что даже достигший всех высот Манк развел руками.

Финчер планировал экранизировать жизнь Манкевича на протяжении десятилетий, а сценарий к ней еще в 2000-х написал его отец. Он собрал все мелкие детали и склоки, что витали вокруг создания «Гражданина Кейна» — от того, как Манк встроился в иерархию Голливуда, до раздела авторских прав с Орсоном Уэллсом. Так что Финчер переносит зрителя почти на столетие назад, где свет софитов обещал исполнение любой мечты, а киногероям неизменно аккомпанировал джаз.

Однако картина является не столько биографией человека, стоявшего за написанием главного сценария Голливуда, сколько кино о кино. О конкретном произведении и в то же время о конвейере Фабрики Звезд, который выплевывал сотни фильмов каждый год. Это взгляд на подноготную золотого дворца с насквозь прогнившей сущностью, и, хотя местами видна ностальгическая романтика, путать его с любовным посланием Голливуду точно не стоит.

Также «Манк» не обходит стороной политику. Калифорния 30-х была отдельным государством, не приемлющем власти извне. Главы студий, подобно мафии, решали судьбы тысяч бедняков, а любые возмущения «режимом» мгновенно карались. В 1934-м году, устав от Великой Депрессии, социалист Эптон Синклер дал сопротивление республиканской партии, что потворствовала кино-олигархам, и выдвинул свою кандидатуру на ближайших выборах в губернаторы.

Хотя Синклер появляется на экране лишь на мгновение, а его известность за пределами 1930-х ограничивается литературными достижениями, в фильме он выступает незримым генералом армии бедняков. С лозунгами о срочном прекращении нищеты в штате политик поносит олигархов, что с притворными слезами просят простых рабочих затянуть пояса. Конечно, против Синклера мобилизуют весь шоу-бизнес.

Финчер изображает воротил Голливуда скользкими махинаторами, что во время финансовой чумы устраивают званые ужины, обсуждают свежие новости о Гитлере и упиваются собственной властью. А правит этим балаганом «глас народа» — Уильям Херст. Магнат, король желтой прессы и прообраз «Гражданина Кейна». Благодаря коррумпированным медиа, которые распространяют ложь, у бедняков и строптивого социалиста нет шансов на победу.

Грязь большой политики проникает и в кинобизнес, в котором выстраивается четкая вертикаль. Владельцы и продюсеры тасуют проекты, по настроению меняют исполнителей и вмешиваются в производство. В свою очередь режиссеры, пытаясь сохранить хоть толику самомнения и власти, помыкают сценаристами. А те закапываются в вечные правки и терпят капризы руководства.

Одни называют Манка «всего лишь сценаристом», другие «Шекспиром Голливуда» — это самодовольный мастер, вполне осведомленный о своей гениальности. Он ожидает от зрителя многого и подкидывает ему трудные задачи. Манк никогда не сдерживается в высказываниях перед сильными мира сего и упивается собственным интеллектуальным превосходством и остротой языка. Безусловно, эта свобода скажется и на величии «Гражданина Кейна», и на испорченных отношениях с миром кино.

Манкевич пьет не только забавы ради, но и чтобы творить и терпеть невыносимую жестокость окружения. Это выливается в скандалы, романы на стороне и бедственное финансовое положение. По пути от одного успеха к другому герой прогуливает последние гроши и портит имидж киностудий, кусая кормящую его руку. Предложение Уэллса о работе, настоящее или вымышленное, становится спасительным кругом в море алкоголя и яда голливудской рутины. Единственной загвоздкой выступает необходимость отказаться от имени в титрах, на что бедный пропойца, не раздумывая, соглашается.

Уэллс уважительно отзывался о Манке, но первую версию сценария заклеймил «скучной», да и знаменитый розовый бутон ему никогда не нравился. По версии Финчера, что, вероятно, выстроена на основе выдающейся статьи Полин Кейл, после написания своего главного шедевра Манкевич так и не смог с ним расстаться, и Уэллс пошел ему навстречу. «Можешь поцеловать мою половину», — ядовито отзовется он о совместной победе на Оскаре.

При этом «Манк» — картина не столько о личных проблемах и таланте творца. Зачастую, Финчер даже не приближается к грязному белью героя и не заглядывает ему через плечо. Это фильм о своенравном мужчине, которого не приняло волчье общество за излишнюю прямоту, а впоследствии он и вовсе выпал за борт истории. Лишь в собственных глазах этот побитый судьбой и собственными ошибками человек всегда был выше других.

Финчер представил Манкевича зеркалом, которое обличает «золотой» Голливуд. Он вхож на званые ужины Херста и в покои его трофейной любовницы, поэтому в курсе влияния киноиндустрии на политику. В то же время он не теряет связи с другими сценаристами. Манк всегда говорит во всеуслышание о вещах, о которых остальные шепчут в опаске потерять даже самую плохую работу. Отчасти потому, что доведенный до края он уже не переживает о подобных мелочах.

«Манк» в руках Финчера выглядит картиной, достойной самого Манкевича. История начинается почти с конца, затем постепенно углубляется то в ближайшее прошлое, то в давно ушедшие дни, ища таинственный розовый бутон известного сценариста. А объять необъятное, в лице главной картины Голливуда, разумный режиссер и не пытается.