Ущемление слабых сильными — неотъемлемая часть любого общества. И чем отчетливее разница в средствах, доступных обидчику и жертве, тем досаднее несправедливость. Когда в роли злодея выступает могущественное правительство с мириадами рычагов влияния, а угнетенными становятся «маленькие» люди, эта разница достигает апогея. В подобной ситуации оказались и участники «чикагской семерки», герои судебной драмы Аарона Соркина.
Хотя к 1968-му году конфликт во Вьетнаме бушевал добрый десяток лет, он по-прежнему был далек до завершения. Тысячи американских солдат, заброшенных на другой конец света, увязли в кошмарных и смертельных джунглях без внятных на то причин. Семьи, потерявшие сыновей и друзей в угоду политическим играм, отчаянно голосили о немедленном прекращении распрей, но их крик тонул в демократических разглагольствованиях о вреде коммунизма.
По случаю президентских выборов сразу несколько ярых сторонников пацифизма, не сговариваясь, прибыли в Чикаго, чтобы провести мирный митинг в Линкольн Парке. Безобидные «революционеры», как их позже окрестили в суде, в большинстве своем были студентами и офисными служащими. Словом, простой народ отважился защитить собственные права от грязных лап политиков.
Сам митинг упоминается в «Суде над чикагской семеркой» лишь вскользь. Полицейский произвол, провокации и пара брошенных сгоряча фраз разожгли серию бунтов, а власть имущие, загнанные в угол собственными неудачными решениями, заклеймили эти события попыткой переворота. Восемь человек разной степени вовлеченности были тщательно подобраны системой, чтобы стать «козлами отпущения».
Том Хейден в те времена был простым студентом, взвалившим на свои плечи спасение страны от «волчьего» режима. Дэвид Деллинджер — радикальным пацифистом и примерным семьянином. Эбби Хоффман и Джерри Рубин — улыбчивыми «детьми цветов». К разношерстной компании даже добавили Бобби Сила, одного из основателей «Черных пантер», чтобы у присяжных точно не возникло сомнений в агрессивности «революционеров».
Несмотря на количество действующих лиц, Соркин не позволил им срастись в безликую массу. Чересчур смелый радикализм Эбби Хоффмана он противопоставил максимализму Тома Хейдена, тем самым проведя грань между подсудимыми. «Суд над чикагской семеркой» выливается не только в столкновение человека с законом, но и во вражду разных мнений касательно одного вопроса.
Каждой сюжетной линии хватает пространства, чтобы развернуться на полную и не заплутать в десятке имен. Соркин лавирует между предысториями и сценами из здания суда, избегая дотошных юридических разбирательств и не столь важного митинга. Расставляя героев по разным углам ринга, он создает динамику, которой бы не нашлось места в реальном суде.
Полицейский произвол и насилие над мирными гражданами, пытающимися выразить собственное мнение, — вещь страшная, но куда более пугающей выглядит коррумпированная судебная система. Адвокаты-обвинители и строгий судья выглядят карикатурными злодеями, невыносимыми в своей отъявленной несправедливости к героям. Любое возражение приравнивается ими к неуважению, а безобидные шутки наказываются по всей строгости.
Подобные несправедливости часто всплывают в новостных колонках и по сей день, правда они редко удостаиваются должного внимания. Но в форме фильма бессилие перед испорченным законом вызывает невиданную фрустрацию. Соркин экранизировал иллюстрацию того, сколь легко политическая система может задавить мнение не одного человека, а целых масс, попутно выставив их злодеями.
Невероятное развитие судебного процесса над «семеркой» походит на комедию абсурда, которая могла обжиться лишь на страницах сценария. Время от времени действие прерывается на едкие вставки, в которых Эбби Хоффман рассказывает о событиях 1968-го года на стендап-шоу. И в его раскрепощенной юмореске ситуация, в которой оказались герои, выглядит куда органичнее, нежели в здании чопорного суда.
«Суд над чикагской семеркой» показывает, как люди могут сохранить лицо и мужество даже при столкновении с несгибаемой машиной. Разбирательство длилось месяцами, пресса называла героев бунтарями, а улики фабриковались буквально на лету. Но ни наивное мужество Тома Хейдена, ни легкость, с которой Эбби Хоффман смотрел на беспредел, так и не были задавлены системой.
История чикагской семерки — невероятна и без типичных для кинематографа прикрас. Порой фирменные диалоги Соркина отдают картинностью и излишней выверенностью каждого слова. Если в «живых» конфликтах подобный драматизм кажется неестественным и театральным, то зал суда идеально подходит для трагического спектакля.
История суда над семью простыми гражданами США, отстаивавшими свои права, пугает тем, как гигантская машина власти безнаказанно и легко подминает под себя чужую свободу и личность. Имена невинных людей были втоптаны в грязь, а судьбы многих попросту разрушены, и лишь спустя годы герои смогли вернуться к привычным жизням. Но война во Вьетнаме не заметила ни судебный беспредел, ни жертвы обывателей и продолжалась еще долгие месяцы.
